Предостережение благородному, старинному, победоносному доблестному и храбрейшему из народов – англичанам

Парадоксы защиты

Здесь показаны основы применения старинного короткого оружия в настоящем бою, и что короткий меч имеет преимущества перед длинным мечом и длинной рапирой. А также показана слабость и несовершенство боя с рапирой. И содержится предупреждение благородному, древнему, победоносному, доблестному и храбрейшему из народов – англичанам – остерегаться ложных учителей, и тогда они преуспеют в их природном боевом искусстве. С кратким восхвалением благородной науки или искусству обхождения с оружием.

Джордж Сильвер, благородный человек.

Лондон. Отпечатал Эдвард Блаунт. 1599 г.

Достославному моему единственному лорду, Роберту, графу Эссексу и Эвре, граф-маршалу Англии, виконту Херефорду, лорду Феррерс Чартли, Буршье и Луэн, конюшему её величества королевы и генерал-фельдцейхмейстеру, ректору Кембриджского университета, рыцарю благороднейшего ордена Подвязки и одному из самых заслуженных тайных советников её высочества.

Фехтование, достопочтенный, в наш век новых причуд подобно моде, всякий день меняется, будто хамелеон, который окрашивает себя во все цвета кроме белого. Так и фехтование изменяется во все виды кроме правильного. Это так, наш опыт даёт нам постичь причины этого, и я не сомневаюсь, что ваша мудрость это постигает. Нет ничего постоянного, что ни было бы истинным, может ли быть истинным то, что неопределённо? Как может быть определённым то, что стоит на неопределённой почве? Разум человека – жадный охотник за истиной –, находя подобие истины, которое меняется, не всегда единое, но всегда разное, отвергает предложенное, чтобы отыскать определённость. Он ищет всюду, кроме того места, где следует, и встречает всё, кроме того, что он ищет. Кто ищет и не находит, ищет тщетно. Кто ищет тщетно, должен, находя, искать снова, по-прежнему тщетно.

В фехтовании, достопочтенный, как и в других предметах, ищут не то, что нужно, и не там, где должно. Разум жаждет правды, охотится за ней, ненавидит лживость, бежит её и, избежав единожды, узнаёт в другой раз. Если же снова не преуспевает в этом, то выбирает другой путь. Когда и это ему не удаётся, он пытается в третий раз, и если снова терпит неудачу, он более не растрачивает силы на попытки сменить оружие, стиль боя, защиты. Иногда он всё же может постичь, что ему создаёт наибольшую помеху. Поскольку в бою человек стремится обеспечить себе надёжную защиту, то ищет её прилежно. Природа учит нас, что себя надобно защищать, а Искусство учит, как это делать. И когда на одном пути нам его недостаёт, мы выбираем другой путь. Но когда мы часто колеблемся и меняемся, поворачиваемся и отвращаемся в этих постоянных поисках от защиты к защите, от одного стиля боя к другому — мы никогда не остановимся ни на одном, а следовательно, никогда не найдём истины, поскольку не овладеем ей с тем оружием, с которым это возможно. Поскольку добиваться верной защиты неверным оружием значит удить рыбу на земле и охотиться на зайца в море.

Истина стара, хотя она выглядит свежей. Наши предки были мудры, хотя в наш век принято считать их глупцами. Они были доблестны, хотя сейчас принято выставлять их трусами. В своей мудрости они нашли для себя верную защиту коротким оружием. Они защитили себя и подчинили врагов, и это было оружие их славы (1). И вот, достопочтенный, у нас есть эта верная защита, и мы должны овладеть ей с коротким мечом, коротким шестом, короткой пикой, протазаном, глефой и подобным оружием подходящей длины, но не длинным мечом, не длинной рапирой, не стилетом для протыкания лягушек — потому что если надёжных приёмов защиты нет, зачем обучать им? А если они есть, почему их до сих пор не нашли? Конечно же не потому, что их нет. Но тот, кто так говорит, отрицает истинное. Ибо в обучении этому оружию нет определённости. Чтобы доказать это, я составил эти свои «Парадоксы», в которых остерегаю от большей части наших учителей-чужеземцев и стремлюсь явить истину, как я надеюсь, к пущей славе нашего английского народа.

Причиной, побудившей меня взяться за столь серьёзный труд, служит желание пролить свет на истину, столь долго укрываемую во мраке сомнений, где мы, подобно ущербным сынам, позабыли добродетели своих праотцов и славу их оружия, и подобно людям, жадным до всего иностранного, возжелали премудростей и приспособлений итальянских, французских и испанских фехтовальщиков, забыв о том, что эти обезьяньи ужимки не спасли ни Рима от набега Бренния, ни Францию от завоеваний короля Генриха V. К этому желанию отыскать истину, дочь времени, рождённую Беллоной, прибавилась и мысль о том, что я мог бы предотвратить гибель наших английских кавалеров, которые что ни день страдают в скверных схватках, не умея начать бой, не имея достаточно ловкости, ни силы и живости, но вся их доблесть отдана воле случая — убить или быть убитым в дьявольской, неумелой схватке. Если такой фехтовальщик до сих пор жив, то лишь по недосмотру своих учителей, не сумевших преподнести свою науку должным образом.

Нельзя не осуждать этих итальянских мастеров, ибо они учат нападать, а не защищаться, а фехтовать учат, как последователи Диогена учат танцевать – принося свою жизнь в жертву Искусству. Был ли Аякс трусом, сражаясь за семислойным щитом, или был он безумен, выйдя на поле обнажённым, чтобы испытать не мужество, но судьбу? Был ли бесстрашен Ахиллес, сражаясь в хорошо закалённом доспехе, и безрассудны ли мы, заботясь только лишь о том, чтобы драться, и обучаясь не более, чем пигмеи, что бросаются в бой с одними кинжалами и тому подобным оружием? Доблестно ли мужчине выйти против врага обнажённым? Почему же тогда лакедемоняне наказали за безрассудство того, кого венчали лаврами за доблесть? Но самое постыдное, что эти чужеземцы учат нас резать друг друга в мирное время, у себя дома, хотя сами не способны поразить врагов за границей, во время войны (2). Ведь Вашей чести отлично известно, что когда затевается война, их выкрутасам нет места, а если бы и нашлось, чего с их помощью добьёшься? Разве остриём проколешь латы? Разве могут они расстегнуть шлем, ослабить доспех, отвести пику своими стокатами, реверсами, дриттами, страмасонами и тому подобными вычурными словечками? Нет, их забавы годятся для детей, но не для мужчин. Они годны для возни мальчишек во дворе, для убиения кур, но не для доблестных мужей, которые сражаются с врагом. Итак, достопочтенный, я призываю выбрать между коротким мечом и длинной рапирой, ради сохранения жизни наших, английских кавалеров, которые гибнут в неуклюжих поединках, а также для того, чтобы отказаться от ненадёжного и несовершенного оружия, которое служит для убийства наших друзей в мирное время, но не может поразить врагов на войне.

С этими целями я постарался, чтобы эти «Парадоксы» увидели свет. А поскольку я понимаю, что такое странное мнение нуждается в надёжной поддержке, я смиренно умоляю о протекции Вашу честь, как одного из тех, кто сохранил в себе благородство победоносных предков. Ко всем Вашим доблестям прекраснейшим дополнением послужит защите оружия тех, чья доблесть в Вас явлена. Вашему благородному нраву пристало призреть то, что представлено Вам с любовью. Ваша светлость, облечённая высокой властью, способна оценить доводы, понятные человеку военному. Вашей светлости свойственно любить свою страну, повсеместно защищать правду, что послужило причиной того, что недавно Ваша светлость, к несказанной Вашей чести и неоценимой пользе, узаконили эфес, защищающий кисть (3), согласно Римским правилам, для мечей длиннее, чем те, что можно извлечь из-под руки или из-за плеча. По всем этим причинам я пребываю в уверенности, что Ваша светлость удостоит такого внимания и такой благосклонности эти мои «Парадоксы», как если бы их прикрыли надёжным щитом. Тогда я, несомненно, смогу почерпнуть мудрости и бесспорно доказать несведущим, что рапира не предполагает уверенной защиты, и что короткий меч обладает великим преимуществом перед длинной рапирой и вообще перед рапирой, какой бы ни была её длина. И что короткий шест имеет преимущество перед длинным шестом 12, 14, 16 или 18 футов или ещё какой бы то ни было длины. А также против двух человек с мечами и кинжалами или двух человек с рапирами, стилетами и в рукавицах или другим оружием в пару к рапире. Справлюсь ли я со своей задачей или нет, отдаюсь на суд Вашей чести, всегда правый. Его решения следует придерживаться всегда, к какому бы решению Ваша светлость не пришли. Засим я смиренно завещаю эту книгу мудрому прочтению Вашей светлости, и да сохранит Всевышний здоровье и счастье Вашей чести ныне и вовеки.

Со всем почтением к Вашей чести, Джордж Сильвер.

Предостережение благородному, старинному, победоносному доблестному и храбрейшему из народов – англичанам.

Джордж Сильвер, имея превосходные знания обо всех видах оружия и будучи искушённым во всех видах боя, излагает здесь великое недовольство итальянскими учителями за бесчинства, которые они творят, а также за ошибочные, неверные и ложные действия, которые, как мне известно, приводят к самым неприятным последствиям – ранениям и убиениям. Я справедливо полагаю, что мой долг состоит в том, чтобы с любовью и смирением остеречь англичан, которые отдали себя в руки итальянцев, которые, хоть и мастера защиты, а всё равно суть чужеземцы. Чтобы обратили они внимание на то, что позабыли отечественные способы боя или не доверяют им. Как околдованы они этой обытальяненной, слабой, надуманной и самой что ни есть дьявольской и негодной манерой боя. Пусть же возобновят упражнения с нашим исконным оружием, пусть снова используют его в самых важных и победоносных сражениях, пусть явят такую силу, чтобы враги, почувствовав её, ужасались. Наши крестьяне довольно легко управлялись с этими чужеземными учителями в тех местах и школах, где их ставили против этих трюкачей и выкрутасников. Так, от людей из деревни часто можно услышать: «Отведите меня к фехтовальщику. Парой добрых ударов я разделаюсь с этими его штучками. Он у меня позабудет про фехтовальные приёмы, я ему это устрою!»

Я ничего не имею ни против настоящих мастеров защиты – они достойны уважения, – ни против их науки – по моему мнению, она по благородству следует сразу за набожностью, ибо как набожность бережёт душу от ада и дьявола, так эта благородная наука бережёт тело от ранения и убиения. Более того, упражнения с оружием изгоняют страдания, горести и болезни, развивают силу и обостряют ум. Они приучают выносить верное суждение, избавляют от грустных мыслей, отваживают от раздражительности и злости, поддерживают доброе самочувствие и продлевают жизнь. Эта наука становится для человека самым верным и надёжным товарищем, когда он остаётся один, и никого с ним нет, кроме его оружия. На войне и в самых опасных местах она позволяет ему не страшиться, делает его решительным, твёрдым и доблестным.

И вновь мне хочется предостеречь англичан, этот благородный и самый могущественный из народов, известный притом дружелюбием, доверчивостью, гостеприимством и покровительственным отношением к иностранцам. В силу своей доброй природы, они не распознают в этих иностранцах ложных учителей. Я предлагаю иностранца, который приходит учить сражаться наш благородный, самый доблестный и победоносный народ, подвергать сперва строгому и разумному испытанию, какому мне надлежало бы подвергнутся самому, если бы я вздумал ехать в чужую страну, чтобы учить её народ сражаться. Вот какое это испытание. С тем оружием, которому они собираются учить (4), им нужно выстоять три боя. Первый – с тремя лучшими английскими мастерами защиты. Второй – с тремя необученными храбрецами. И третий – с тремя отчаянными пьянчугами. Если он сумеет защитить себя от мастеров и задеть их, и если сумеет отбиться от остальных, следует почитать его за хорошего учителя, из какой бы страны он ни был. Но если хотя бы в одном из этих боёв он потерпит поражение, значит, он неискусен в своём деле, его фехтование ложно, и сам он ложный учитель, мошенник и убийца, и следует его должным образом наказать, хотя вряд ли найдётся для него наказание худшее, нежели то, с чем ему придётся встретиться на этом испытании.

Существует 4 признака того, что итальянская манера сражаться несовершенна, и что итальянские учителя и толкователи книг по защите не постигли настоящего искусства. Первый признак состоит в том, что в своей стране они редко сражаются, не защитив руки перчатками (5), а тело кольчужной рубашкой. Второй признак в том, что когда итальянцы и даже лучшие их мастера сражаются, они обыкновенно получают жестокие раны, и один или оба из них бывают убиты.

Третий признак в том, что их знатоки в своих книгах никогда не указывают наилучшую длину оружия, а без этого человек не может подобрать длину, подходящую его природе. Ибо слишком низкорослым приходится дальше тянуться, и на большой дистанции им защищаться трудно, рослый же может подвергаться смертельной опасности при каждом, даже искусном или удачном ударе из-за слишком длинной рапиры, поскольку он не успевает отразить удар в нужный момент иначе, как отшагнув назад, а это требует больше времени, чем движение руки. Следовательно, всякий человек должен подбирать оружие в соответствии со своим сложением. Высокому требуется меч длиннее, чем человеку среднего сложения, иначе он не сможет правильно защищаться. Человек среднего сложения должен выбрать оружие длиннее, чем у человека мелкого сложения, иначе он не сможет правильно защищаться. А человек мелкого сложения не должен льстить себе мыслями, что взяв неподходящее ему оружие, он сможет разить так же далеко, как человек рослый, потому что тогда у него возникнут неудобства. Ему трудно нанести сильный удар, ему неудобно выходить из парада, целиться остриём, а когда удар нанесён, ему трудно защититься, в опасном положении трудно наверстать упущенное время. И всё-таки, рапиры, которые предлагают людям по их сложению, всегда слишком длинны и слишком тяжелы, чтобы защитить от любого из 4 основных движений, производимых за 4 такта лёгким коротким мечом подходящего размера. Из-за неопределённости и подвижности рапиры постоянно сохраняется опасность удара или укола в руку, плечо, голову или лицо, а при каждое схождение и расхождение клинков грозит ударом в голову или сильным уколом в лицо или тело. В момент расхождения тот из противников, который двинется первым, ускоряет свою рапиру, и если она неподходящей длины – слишком длинная, короткая или тяжёлая – она движется совсем не туда, куда её направляет рука.

Четвёртый признак состоит в том, что гарды этих рапир, защищающие руку, делаются не цельными, из-за чего весь бой на них ведётся неправильно.

О шести причинах, по которым отважный человек, считающий себя искусным в обращении с оружием, во время боя с малоопытным или совсем не опытным противником может подвергаться многократной опасности получить серьёзную рану или быть убитым.

Первая и главная причина – отсутствие четырёх основных элементов, без которых безопасный бой невозможен, хотя бы человек усердно тренировался всю жизнь. Вторая причина – отсутствие должного наблюдения четырёх действий, которые следует назвать: напряжение, усталость, ложная усталость и отступление. Эти действия совершает всякий сражающийся, будь он умелым или неумелым бойцом. Если он замечает их, он избегает опасности, но если не замечает, то всякий сильный укол, направленный в него, ему опасен.

Третья причина – если боец не умеет выдерживать 4 правильных такта или не замечает, правильные или неправильные такты применяются против него, следовательно, сам он выбирает такты случайным образом, и редко иначе.

Четвёртая причина – неспособность определить, какая позиция используется против него, или неспособность принять переменную позицию. Поскольку переменная позиция наиболее простая из всех видов, то лучшим ответом на неё будет переменная же позиция, которую следует занимать не иначе, как на первой дистанции или с коротким мечом против длинного, поскольку если одно или оба оружия окажутся зажатыми, то из-за тесноты придётся бороться за пространство, и кто окажется быстрее, тот и нанесёт первый укол. При этом есть опасность, что укол нанесут оба противника. Этого иногда удаётся избежать, меняя позицию.

Пятая причина – слишком длинное оружие, чтобы разойтись, не отступая.

Шестая причина – слишком тяжёлое оружие, чтобы в нужный момент напасть или защититься. Из-за последних двух причин много храбрецов рассталось с жизнью.

Вот причины, по которым люди, преуспевающие в изучении оружия и обращении с ним, вводятся в заблуждение итальянскими фехтовальщиками.

Этих причин четыре. Первая – несовершенство их учителя. Вторая причина. Как бы ни учили итальянцы – верно ли, дурно ли – то, что они верно показывают в определённой обстановке, с их силой, в их мягкой манере боя, (6) то будет дурно в другой обстановке, с другой силой и в грубой манере боя. Например, есть большая разница меж тем, как ведёт бой сэр Бэв из Антона на картине и как вёл бы его настоящий сэр Бэв. Третья причина. Никто не может судить об искусстве, кроме мастера. Человек неискусный не может судить о своём учителе и его искусстве. И наконец, чтобы подтвердить истинность того, о чём нужно умолчать (и это касается не только совершенства в науке защиты, но и любых секретов совершенства), ложь обычно так же хороша, чтобы показать правду, как и сама правда.

Поиск по сайту: